Шесть лет назад Салкын, тогда учительница в одной из школ Бишкека, познакомилась с мужчиной по имени Марат (имя изменено). Их отношения развивались стремительно, и вскоре они поженились. Для обоих это был второй брак.

По словам Салкын, семейная жизнь начиналась спокойно — они ладили, муж относился к ней с теплом. Лишь одно омрачало ее покой — постоянное вмешательство свекрови, которая в то время находилась на заработках в России. Женщина звонила почти каждый день, контролировала каждую мелочь и давала указания, как им жить. Например, узнав о беременности невестки, свекровь потребовала по телефону сделать аборт. Причиной, по ее словам, был возраст Салкын — 31 год.

Когда свекровь вернулась в Кыргызстан, контроль усилился. Пара приняла решение переехать в другую квартиру, но и это не спасло. Свекровь приходила, контролировала все — от того, как Салкын готовит, до того, как разговаривает с мужем, — и постоянно упрекала ее, что та не умеет вести хозяйство и не зарабатывает денег.

Со временем свекровь стала настраивать сына против жены, утверждая, будто Салкын «околдовала» его и намеренно отдаляет от семьи.

Однажды свекровь позвонила Марату и сказала, что Салкын якобы ходит по родственникам и «жалуется на них». Услышав это, Марат набросился на жену с кулаками. В тот момент свекровь все еще была на связи.

Так насилие стало частью быта. Дом напоминал поле боя, где каждый день начинался с упреков, а заканчивался страхом.

Психолог Гульнара Малабаева говорит, что в таких семьях насилие часто передается как наследство. Свекровь, которая когда-то сама жила под давлением, бессознательно повторяет ту же модель власти — теперь уже над своей невесткой. Для нее контроль становится способом самоутверждения и сохранения власти над сыном.

По словам Малабаевой, в основе такого поведения часто лежит ревность матери к другой женщине, которая, как ей кажется, отнимает у нее сына.

Не выдерживая постоянных унижений со стороны мужа и свекрови, Салкын время от времени уезжала к старшему брату. Там она искала тепла и поддержки, но, как признается, не находила понимания. По ее словам, свекровь успевала заранее настроить родственников против нее.

Родные обвиняли Салкын в том, что она «позорит честь семьи», и убеждали, что должна терпеть — какой бы ни была жизнь с мужем.

После очередного скандала и избиения Салкын поняла, что помощи от братьев и родных ждать не стоит. Тогда она по совету знакомой обратилась в кризисный центр «Сезим».

Там она прошла двухнедельную реабилитацию, получила поддержку психологов и впервые осознала, насколько глубоко ее душа была изранена годами психологического и физического насилия.

Однако после реабилитации Салкын все же вернулась к мужу.

Психолог Гульнара Малабаева говорит, что со стороны это может выглядеть парадоксально: почему женщина остается там, где к ней плохо относятся.
По ее словам, это не слабость, а следствие травмы — в таких отношениях формируется эмоциональная зависимость.

«Насилие никогда не начинается сразу, — объясняет она. — Оно чередуется с так называемыми “медовыми периодами”: извинениями, обещаниями, проявлениями заботы. Так возникает травматическая привязанность, когда любовь и боль переплетаются, а женщина цепляется за редкие моменты тепла, веря, что все изменится.

Многие жертвы насилия говорят одно и то же: “Мне казалось, что это был последний раз, что он понял и больше не повторит. Это иллюзия, но она очень сильная».

Малабаева отмечает, что чувство стыда и страх осуждения тоже мешают женщинам уйти.

Одним летним утром, проводив мужа на работу, Салкын завтракала с детьми, когда ей позвонили с незнакомого номера. Звонивший представился сотрудником районного суда и сообщил, что звонит по поводу заявления о разводе, поданного ее мужем Маратом. Женщину пригласили прийти и ознакомиться с материалами дела.

Услышав это, Салкын онемела от удивления. Когда сотрудник суда прислал копию заявления через мессенджер, она окончательно растерялась. В документе было указано, что после рождения младшего сына Салкын якобы бросила обоих детей и уехала за границу, а Марат все это время воспитывал их один.

Придя в себя, Салкын позвонила мужу и спросила, почему он подал на развод. Марат во всем обвинил мать и исчез на несколько дней. Все это время Салкын не находила себе места — от переживаний она не могла спать, три ночи подряд страдала от бессонницы. Женщина признается, что тогда ее охватил сильный страх перед разводом и будущей жизнью наедине с детьми.

Неожиданная новость и неопределенность будущего не давали покоя: она потеряла сон, испытывала сильный стресс и тревогу.

В таком состоянии к ней пришли свекровь и Марат. Они потребовали, чтобы Салкын написала отказ от детей. Женщина отказалась.

После этого она сбежала к родственнице за помощью и вернулась с братом и его женой, чтобы забрать детей. Но свекровь заявила, что Салкын «сошла с ума» и ее нужно отправить в психбольницу. От этих слов, сказанных после всего пережитого, женщина оцепенела. Она успела собрать дочь и сбежать к брату, но сына, который был на грудном вскармливании, свекровь не отдала. На следующий день брат, поверив словам свекрови о ее «безумии», отвез Салкын в Республиканский центр психиатрии и наркологии и оставил там.

Так против своей воли Салкын провела в психиатрическом центре 38 дней. Она уверена, что брат с женой сделали это, чтобы завладеть домом, доставшимся ей по наследству от родителей.

История Салкын показывает, как насилие может принимать форму газлайтинга — когда человеку внушают, что с ним “что-то не так”, заставляя терять уверенность в себе и ощущение реальности.

Психолог Малабаева объясняет, что при газлайтинге человек постепенно перестает различать, где правда, а где навязанное восприятие агрессора:
«Границы между тем, что происходит на самом деле, и тем, как это видит агрессор, начинают размываться. Женщина утрачивает доверие к себе и своим чувствам, начинает сомневаться даже в очевидном».

По словам Малабаевой, такое давление ломает внутренние ориентиры и оставляет человека без опоры на самого себя. Со временем у многих женщин, переживших насилие, появляется внутренний критик, говорящий голосом агрессора.

Пока Салкын находилась в диспансере, дети оставались с мужем. После выписки она поехала их забрать. Муж отдал старшую дочь, но сына оставил у себя.

Несколько раз Салкын пыталась вернуть мальчика, но ей отказывали, ссылаясь на то, что вопрос решит суд. Так она семь месяцев не видела сына — того самого малыша, которого даже не успела отлучить от груди.

Через пять месяцев суд официально расторг их брак. Позже Марат подал заявление, требуя передать детей ему, но суд отклонил его заявление. Тем не менее сын оставался у отца и бабушки.

Во время очередной попытки увидеть ребенка свекровь и бывший муж не впустили Салкын в дом и оскорбляли ее. Тогда она обратилась за помощью к государственному адвокату и подала в суд заявление о передаче детей матери.

Когда судья обязал Марата позволить сыну увидеться с матерью, мальчик сразу узнал ее и бросился обнимать. В ответ Марат вырвал ребенка из ее рук и ударил его, называя «предателем».

По факту избиения Салкын обратилась в милицию, но муж отделался лишь административным штрафом — 5500 сомов (≈$61 по курсу того времени).

После этого она забрала сына и вместе с обоими детьми уехала к брату. Но и там ее не оставили в покое. Бывший муж и свекровь не раз приезжали «навестить» детей, но каждое их появление заканчивалось скандалом.

Однажды бывшая свекровь избила Салкын в общественном месте. По этому факту свекровь оштрафовали, а Салкын выдали очередной охранный ордер. Всего за год — с 2024 по 2025 — она получила уже семь таких ордеров.

На основе этого документа, до завершения судебного процесса о передаче детей матери, Салкын вместе с детьми была временно размещена в муниципальном кризисном центре «Аялзат» в Бишкеке.

Охранный ордер — это документ, который запрещает агрессору приближаться к пострадавшей, контактировать с ней (например, звонить или писать сообщения) и, в некоторых случаях, предписывает покинуть совместное жилье.

По официальным данным, в Кыргызстане количество выданных охранных ордеров с каждым годом растет. За последние 15 лет их число увеличилось почти в семь раз. Большинство получивших этот документ — женщины. Так, в 2024 году было выдано 14 362 охранных ордера, из которых 95% пришлись на женщин.

В рамках судебного процесса по делу о детях Салкын направили на психиатрическую экспертизу. Результаты экспертизы подтвердили: Салкын полностью здорова и не страдает психическими расстройствами. Учитывая это заключение и другие обстоятельства, суд принял решение оставить детей с матерью.

После суда Салкын уехала в Талас — в дом, оставшийся ей по наследству от родителей. Она хотела начать спокойную, стабильную жизнь вдали от бывшего мужа и его родственников. Однако не прошло и недели, как Марат появился у двери дома Салкын в нетрезвом состоянии. Лишь угроза вызвать милицию заставила его уехать. Женщина уверена, что он хотел снова забрать сына.

Бывший муж и его семья подали апелляцию на решение районного суда. Салкын специально приехала из Таласа, чтобы присутствовать на заседании, но суд возвратил жалобу из-за нарушений.

Несмотря на давление, Салкын старается строить новую жизнь — без страха и зависимости. Она говорит, что учится верить в себя и не бояться.

«Я увидела, что закон действительно работает, — говорит она. — Главное — не молчать и обращаться за защитой».

Для себя Салкын сделала важный вывод: о насилии нужно говорить.

Теперь Салкын хочет воспитать свою дочь иначе — свободной и уверенной.
«Хочу, чтобы дочь знала: ее мнение имеет значение. Чтобы не боялась быть собой. Если хочется плакать — пусть плачет, если смеяться — пусть смеется. Главное — не прятать чувства и не жить в страхе».

Салкын планирует вернуться к преподаванию, но пока не может: до сих пор числится на учете в Республиканском центре психиатрии. Сейчас она подала заявление о снятии с учета, чтобы восстановить доброе имя и вернуться к работе.

Салкын подчеркивает, что именно кризисные центры сыграли важную роль на всем ее трудном пути.

Гульнара Малабаева отмечает, что системное насилие, поддерживаемое всей семьей агрессора, способно разрушить личность. Именно поэтому так важно, когда рядом есть те, кто готов помочь — кризисные центры, юристы, психологи. Они возвращают женщине чувство собственного достоинства и веру в то, что она способна действовать.

«Жертва перестает ощущать, что имеет право на защиту, на гнев, на самостоятельность, — говорит Малабаева. — И только когда рядом появляется кто-то, кто слышит и верит — психолог, адвокат, сотрудник милиции, — начинается путь к свободе».